Журналист украинского телеканала 112 Роман Гнатюк: Они сказали: «Снимай штаны, ползи». И выстрелили (видео)

Мы встречаемся в центре Донецка, у площади Ленина. Рома похож на отличника-студиозуса. Увлекается исторической реконструкцией и японской анимацией. Пишет стихи. Он совсем недавно окончил факультет журналистики Института международных отношений Киевского национального авиационного университета.

И, словно что-то предчувствуя, прошел курсы Академии экстремальной журналистики.

Работать тут не популярно

- Я начал работать по событиям в Донецке, когда сюда из Славянска вышел Стрелков, - вспоминает Роман. - В тот день как раз и приехал.

- Сам просился или отправили по разнарядке?

- Сам. Желающих поехать в Донецк крайне мало. Сегодня я тут единственный украинский телевизионщик.

- Коллеги опасаются за свою безопасность?

- И безопасность, и репутацию. Сейчас непопулярно работать с этой стороны. Есть политика телеканалов, политика государства по отношению к телеканалам…

- В чем она заключается?

- Как сказал мне один знакомый, работавший на телеканале «Интер», сейчас цензура, какой за все годы независимости не было.

- Твой канал выделяется попыткой быть объективным. С чем это связано?

- Честно - не знаю. Я когда сюда ехал, мне говорили: «Снимай все, как есть. Говори правду». У 112-го такая позиция - показывать обе стороны. Я в принципе знал, что увижу. У меня родственники здесь, девушка, куча знакомых. Но по новостям показывали совсем другое. Вот я и решил маленько разбавить этот поток.

- Как отнеслись к этому коллеги по цеху?

- По-разному. Мой коллега из газеты «2000» работал тут недолго. Но его семье стали угрожать. Меня это миновало.

Профессиональная «солидарность»

- Расскажи наконец про свое пленение. Много было дурацких слухов.

- Я поехал снимать лагерь беженцев под Ростовом вместе с коллегами Сергеем Бойко и Сергеем Белоусом. Передал материал и отправился назад. Остановили на украинском блокпосту в Амвросиевке, увидели бронежилеты. Начали проверять технику, на моем планшете нашли пресс-конференцию Стрелкова. А у ребят обнаружили записи интервью с российскими добровольцами. И задержали - «до выяснения». Это был 40-й батальон территориальной обороны «Кривбасс».

Перевезли нас в Старобешево, привязали к дереву. Но командир у них добрый попался. Приказал отвязать нас, накормил, напоил чаем. Запомнился один боец оттуда, бывший «афганец». Он сказал совершенно нетипичную для этой публики вещь: «Я уважаю патриотов ДНР и ЛНР. Но ненавижу приезжих, которые мутят воду».

- Долго в штабе держали?

- На следующий день подходят трое, кидают нам камуфляж: «У нас большие потери, в батальоне людей не хватает, одевайтесь, будете с нами Родину защищать». Мы, естественно, отказались. Один начал гранатой играться, угрожал немножко. Тут приехали на джипе трое ребят в песчаном камуфляже. Пулеметчик и водитель - в масках. И мужик мордатый, лет 35 - 40. Сказал завязать своими вещами глаза. Привезли куда-то, там заставляли поговорить на украинском, спеть гимн. Шутили так… Допрашивали: «На кого работаете, кто вас послал?» Все это время не давали связаться с редакцией.

Мы позже узнали, что там был журналист с Первого криворожского канала по фамилии Кущ. Он нам тоже вопросы задавал, профессиональные: мол, в солнечную погоду какую диафрагму будешь выставлять на камере? Нас разыскивали, он знал, где мы находимся, но не сообщил никому.

- Профессиональная «солидарность»...

- Ну да. Выводили нас по одному, кричали: «На кол!» Потом опять рассадили по машинам и привезли в какой-то лагерь. Снова завязывают рубашками глаза, отбирают пояса, шнурки и носки и бросают на бетонный пол. Через полчаса принесли солому, бросили, чтобы не совсем холодно было.

Было очень странно. Они словно ждали, что появится кто-то, кто разберется. Пришел этот кто-то аж на четвертый день. Все это время редакция ничего о нас не знала. Нас искала куча разных структур. И ОБСЕ подняли, и европарламент. Все это время мы просили связаться с редакцией, хоть с кем-то из официальных лиц...

Пришел еще один дознаватель, опять вопросы по кругу. У одного из нас донецкая прописка: «Вы понимаете, что этим только усугубляете свое положение? К вечеру с вами разберутся».

Смастерил юбку из листьев

- Неопределенность мучительна…

- Не то слово. Но в итоге мы все-таки заснули, а ночью нас подняли криками и пинками. Завязали руки, глаза, покидали друг на друга в кузов машины, и минут 40 мы ехали. Тормознули, выкинули нас на землю. «Жить хочешь?» - спросили меня. «Конечно», - говорю. «Снимай штаны и трусы, ползи». Я пополз. Раздались два выстрела в воздух, и машина резко уехала. Штаны и трусы забрали с собой. Непонятно, зачем они им?

Развязал руки, поле, звездное небо, где-то лают собаки, где я - вообще непонятно. В неглиже. Часа через три вышел на трассу. Веревку, которой были перетянуты руки, повязал на пояс, сделал юбку из веток с листьями, чтобы выглядеть поприличней. Тряпкой, что на глазах была, обмотал ноги, больно идти было. Еще часа через два вышел к Шульговке. Это уже Днепропетровская область. Коровы, стога сена, женщина.

«Дайте позвонить». Она в дом. Муж выходит с мобильным, посмотрел на меня: «На, звони». Связался с родными, и за мной приехал брат. Позже узнал, что двух коллег тоже отпустили. Примерно в таком же облачении.

- Расследование проводилось?

- Было открыто несколько дел. Но, думаю, вряд ли им дали ход.

Свой среди чужих, чужой среди своих?

- Твоя жизнь изменилась после этого случая?

- Я все так же готов работать, снимать. Если цель была запугать, то не получилось.

- По сути, ты был в плену у своих.

- Получается так. Украинский журналист в плену у украинского территориального батальона. Как и ребята, которые со мной были.

- В Донецке ты, выходит, свой среди чужих. А в Киеве - чужой среди своих?

- Не знаю. Я скорее не считаю людей Донбасса чужими.

- Что думаешь о войне?

- Инициированная кем-то бессмысленная бойня. Знаете, что для меня главная тайна этой войны? Самая расхожая фраза здесь: «Я пришел защищать свою землю». Я слышу ее с обеих сторон, и это поражает больше всего.

Источник