Картой СНБО можете подтереться» или как живет самый скандальный батальон Украины

Корреспондент «Вести Украина» провела день в знаменитом батальоне «Айдар» в Счастье. Несмотря на перемирие, тут стреляют как по часам. В подвале у бойцов сидят ополченцы, но есть места и для своих провинившихся.

Айдаровцев недолюбливает местное население, а сами они готовы взорвать местную ТЭЦ если понадобится. Внутри батальона у руководства есть свои конфликты — и все из-за выборов. А сами бойцы говорят, что скоро Минобороны сделает из них настоящую штурмовую бригаду, и они поедут на настоящие учения.

Первая встреча с бойцами «Айдара» проходит в Попасной — прифронтовой город в 90 км от Счастья. Расстояние хоть и небольшое, но дорога опасная — в любой момент можно попасть на блокпост ополченцев. «Картой СНБО можно подтереться, — говорит айдаровец Юра, который негласно становится „ответственным за мою жизнь”. — Мы пока к тебе ехали, чуть на ополченцев не попали! Не, ну хоть бы для своих сделали нормальную карту». «Плена боишься?», — с улыбкой спрашиваю я, хотя кому как не Юре знать, каково в плену у ополченцев. «Айдаровцев в плен не берут», — улыбается в ответ он.

Какие они, ополченцы?

«Знаешь, я пока был в плену, пообщался с одним, — рассказывает Юра, закуривая. — Он мне говорил — мы тут все Януковича ненавидим. Выбрали донецкого пацана, думали, что тут Донбасс сейчас Лас-Вегасом станет. А он нас тупо кинул! Юра из Полтавы, в «Айдар» пришел в мае, и сполна успел понюхать пороха. «За кого идти голосовать, а, журналист?», — внезапно задает он мне вопрос и тут же отвечает: «Да не за кого, я знаю». «Я вообще никогда не голосовал», — включается в разговор еще один айдаровец Саша.

Он из так называемой Луганской области, кстати, таких как он — выходцев Донбасса — в «Айдаре» очень много. «Ну вот не голосовал ты и к чему это привело? К власти Януковича», — говорит Юра. «И все мои знакомые не голосовали, — упрямо отвечает Саша. — Мне лишь бы работа была нормальная. Вот из-за такой позиции, на Донбассе все и произошло», — резко отрезает Юра.

Плен за российский флаг

Счастье «прославилось» своей ТЭЦ — если бы не она, город не представлял бы как для ополченцев, так и для Украины такого интереса. Бойцы про обстрелы рассказывают буднично и лениво — уже привыкли к ним.

Да и безопасность соблюдается кое-как — из всех в машине в бронежилете только я. В Счастье приезжаем уже по темноте и первое впечатление после глухой дороги — ну наконец-то цивилизация. Ощущение, что это одна из самых горячих точек АТО появляется только когда мы заезжаем в местную школу милиции — именно там базируется «Айдар».

Вдалеке слышны выстрелы. «Сеушки стреляют, — говорит Юра. — В сторону моста обстрел пошел. Сейчас ответка будет. По штабу нашему не стреляют». Впрочем, Юра лукавит — жилые дома возле штаба батальона обстреляны серьезно. «Вас тут не было, когда мина в штаб попала, — рассказывает один из айдаровцев, лениво прикуривая сигарету. — Ох, тут жесть была. Стекла повылетали нахрен, осколков куча. Так что вам повезло».

База Айдара — это непосредственно штаб, казарма и полевая кухня. Пока я осматриваюсь, во двор заезжает машина. Это привезли трех пленных ополченцев — как становится понятно из разговора, это милиционеры, сотрудничавшие с ЛНР.

Их допрос начинается прямо на улице — мужчин ставят спиной к стене, резко и отчетливо задавая вопросы, но силу не применяют. Их потом увезут с комбатом. «Я сказал — я поймаю ополченцев, возьму их за яйца и прямиком к Авакову. Пусть что хочет, то и делает с ними», — говорит Сергей Мельничук.

Остальные пленные содержатся в подвале — их «комната» расположена рядом с мини тюрьмой для провинившихся «айдаровцев», где сидят два бойца. «И за что они тут сидят?». «За бухло, — просто отвечает Юра. — Три дня здесь и неделя без оружия». К слову, после нескольких скандалов с «Айдаром», дисциплина в батальоне ужесточилась. За мародерство и алкоголь строго наказывают, особо следит за этим новый начштаба батальона, которого бойцы откровенно недолюбливают — слишком педант.

За пленными следят всего два бойца, впрочем, убежать у них все равно бы не было никакой возможности. С двумя из них мне удается поговорить. Молодые парнишки — одному 25, второму вообще 19. Задержали их даже не в Счастье, а в Северодонецке.

«За что вас взяли?», — начинаю я разговор, протягивая парням сигареты, чтобы наладить доверительный контакт. «За российский флаг. Он у меня давно уже дома лежал, а тут что-то пили, решили вывесить. Просто так, без всякого умысла. У нас соседка сверху постоянно ругалась на нас, думаю, она и сдала», — рассказывает один из них.

Они говорят очень тихо, опустив глаза. «Пацаны, давайте договоримся — вы рассказываете все, как есть. Ничего вам не будет», — обращается к ним Юра. Но что они могут мне рассказать? Бьют ли их? Нет, говорят, что обращаются нормально, кормят регулярно. У одного, правда, на лице пару ссадин — но они появились во время задержания, а свежих побоев действительно нет. В батальоне выполняют черновую работу — помогают на кухне, убирают в штабе. Как объясняет Юра, по ним еще идет следствие, поэтому пока их держат в батальоне.

Разговор не клеится — возможно, они боятся моего статуса журналиста, возможно максимально дружелюбный Юра все равно не внушает доверия. Флаг он вывесил просто так. Да кому он рассказывает!». Я не спорю, но в глубине души я согласна, что парни далеко не так просты, как хотят показаться. Но есть и жалость — здесь они уже неделю и никто из родных даже не знает, где они находятся….

Из комбатов в Раду

Айдаровцы выделяют мне отдельную комнату и даже с обогревателем — такая роскошь положена не всем. Первым делом идем знакомиться с комбатом Сергеем Мельничуком. На столе в его кабинете — бумаги, папки и неожиданно моток георгиевской ленты. «Ценный трофей», — шепчет мне Юра. «Поужинаете со мной?», — говорит комбат.

В непринужденной обстановке (под одиночные обстрелы) завязывается беседа. Мельничук, несмотря на предвыборную кампанию (он идет от партии Ляшко) тем не менее, успевает следить за делами батальона. «Батальон у нас очень неоднозначный и мы сами это понимаем. Но то, что нас сейчас конкретно мочат — это заказ. Против меня, против бойцов. Я вам так скажу — с нашего батальона много идет в Раду. По моим подсчетам пройдет минимум шесть человек». Имена не называются, кроме одного — Валентин Лихолит, уже бывший начштаба батальона.

Он идет самовыдвиженцем и, судя по отрывочным фразам, комбат его не жалует. Впрочем, скрытая война между Лихолитом и Мельничуком начала проявляться еще давно. Сам Лихолит не скрывая, говорил «Вестям», что Мельничук занимается исключительно собственными пиаром, а не делами батальона. Простые бойцы же в распри на верхушке стараются не лезть — они одинаково любят как комбата, так и «Батю». «Здесь у меня скрываются три ополченца, которые перешли на нашу сторону, — говорит Мельничук. — Пока я не перетащу всех их оттуда к нам, я останусь здесь». «На кого же Вы бросите тогда батальон?, — спрашиваю я у Мельничука. — Ведь понятно, что в Раду Вы точно пройдете».

Также Закон о статусе участников АТО обошел стороной добровольцев

«Я останусь „почестным комбатом”, — смеется Мельничук. — Полностью я бросать батальон не собираюсь». Объяснение, почему он идет в Раду стандартное — ничего не поменялось, а менять кто-то должен. «Товарищ комбат, так журналисты помощи просят, кажуть, хтось пристает на площади», — резко прерывает нашу беседу молодой айдаровец.

«Вышлите группу», — коротко отвечает комбат. «Местные или ваши?», — спрашиваю я. «Думаю, местные, хотя может и наши перебрали. Но они бы к журналистам не лезли. А так…. Да, разное бывает. Здесь все люди и здесь война. Но те преступления, которые на нас вешают — их не было. Перебрать лишнего — могут. Но за этим контроль», — уверяет меня Мельничук.

Жизнь с местными

Утро следующего дня начинается с самого надежного будильника — зенитных обстрелов. «Ты приносишь нам удачу, — улыбается мне Юра, ведя меня на завтрак. — Обычно обстреливать начинают в 6–7 утра, а тут в 9. Может не будешь уезжать?». После завтрака мы садимся в машину с выбитым стеклом (задела шальная пуля), планируя ехать в само Счастье.

«Вы нах…я сюда приперлись опять? Валите отсюда, чтобы я вас больше не видел!», — слышу я грубый голос одного из айдаровцев. Возле штаба собралось несколько старушек, которые разбирают гуманитарную помощь — макароны, хлеб, тушенку. «Че вы ходите сюда каждый день, как на работу?, — не унимается боец. Ходите и ходите, вы достали уже всех! Еще раз увижу, еще раз, я за себя не ручаюсь. Ты! Я твою рожу уже видел сегодня! На референдум ходили, голосовали, а теперь что? За жрачкой пришли?». «Ой, как тебе не стыдно, сынок, как тебе не стыдно», — сокрушенно качает головой одна из старушек. «Я сюда в первый раз пришла, больше не буду», — говорит одна из женщин.

Они расходятся, а я наконец-то понимаю суть конфликта. Айдаровцы, как только поселились в Счастье, устроили гуманитарную помощь местным — по утрам выдавали сухпаек. Потом, по словам бойцов, начались драки между местными и батальон решил эту лавочку прикрыть. Но сегодня приехали волонтеры, оставили еду и местные снова пришли. «Он, конечно, погорячился, — говорит Юра, кивая на того самого нервного бойца. — Но его можно понять — мы и так на нервах, а эти старушки потом сидят и рассказывают, какие мы плохие. А за едой — так в очередь выстраиваются».

Днем в Счастье спокойно — обстрелы стабильно по утрам и вечерам. На лавочках, как в любом мирном городе, сидят бабушки и дедушки. «Ой, пресса к нам пожаловала, — встречают они меня, кивая на бронежилет с характерной надписью „Пресса”. — Откуда будешь, деточка? Киевская? Ну садись, садись, девочка, расскажем тебе все как есть». «Не страшно вам тут сидеть?», — спрашиваю. «Ой, ну конечно, страшно, — наперебой говорят старики. — Мы так устали от этого, постоянно обстрелы, постоянно на нервах». Деньги начали давать только недавно — до этого промышляли бартером, благо, почти у каждого есть огород. «О, идет, тихо», — говорит одна из женщин, заметив вдалеке айдаровца. «А что тихо, мы ж ничего такого не говорим», — не соглашается ее соседка. У них я пытаюсь выяснить — как же они уживаются с батальоном. «Нас они не трогают, — говорят бабульки. — Мы-то старухи уже. Так что бояться нам нечего». Отношение к батальону в городе действительно неоднозначное, но открыто вражду никто не показывает — боятся.

Сами айдаровцы признают — местные в основном их не любят, а большая часть батальона старается с ними не контактировать. Некоторые, правда, еще пытаются наладить контакт — например, айдаровец Вадик, увидев на лавочке бабушек, угощает их мандаринами. «Ой спасибо тебе сынок, — радуются старики. — Ох, какой же ты красивый да видный парень. И зачем воевать пошел?». Вадик невнятно бормочет, что защищать. «Да не надо нас защищать сынок, не надо. Мы как-то сами. Нам бы чтобы войны не было, а дальше разберемся».

«Если мина упадет то упадет»

Конечная точка нашей «экскурсии» — местная ТЭЦ, которую регулярно обстреливают. «Видите эти холмы, — показывает на холмы в 500 метрах от нас охранник станции Рома. — Вон там уже территория ополчения. Оттуда они по нас и лупят. Та вы не бойтесь! Если мина упадет — то упадет. А не упадет — так не упадет. Все просто!». Я, правда, простоты не вижу — находясь фактически на линии фронта, становится очень страшно. Тем более, следы обстрелов преследуют на каждом шагу — начиная от двух сгоревших трансформаторов и заканчивая воронками от мин.

Источник