Новая жертва украинского перемирия (фото, видео)

Специальные корреспонденты «КП» Александр Коц и Дмитрий Стешин передают из села Саханка (Новоазовского района), которое подверглось обстрелу с украинской стороны.

 

За год войны на Донбассе мы видели сотни убитых, перемолотых артиллерией сел и деревень. Иногда они погибали мгновенно, после одного-двух артобстрелов. Иногда, как поселок Никишино под Дебальцево, агонизировали долгие месяцы, «умирая» дом за домом до самого конца. Поселок Саханка, на «нейтралке» под Мариуполем, только начали приносить в жертву. Его вообще не должны были обстреливать со стороны ВСУ. Саханка находится на линии разграничения, согласно «минским» договоренностям. В поселке нет позиций ополчения, техники, складов, блокпостов. Но два дня назад на деревню легли первые 120-миллиметровые мины.

 

В поселок нас привезли ополченцы, чтобы мы посмотрели и зафиксировали происходящее. От побережья Азовского моря до него буквально несколько километров. Извилистый въезд, дорога делает несколько петель, и машины едут здесь на минимальной скорости, хотя хочется проскочить побыстрее. Редкие машины местных ни с чем не перепутаешь — красные и орнажевые «москвичи», синие или белые «запорожцы», немудреные и недорогие европейские седаны. Но «освободителям» из ВСУ и батальона «Азов», похоже, все равно, кто тут живет и зачем живет. По словам нашего провожатого, командира одной из рот подразделения «Спарта» с позывным «Матрос», «поставлена задача очистить от людей населенный пункт». А как это делается — мы сейчас увидим.

Свежие воронки обстрелов.

 

Люди, при этом, уезжать не спешат — есть два слова, которые их держат в этом месте: май и огороды. Хозяйство сильнее смерти. Так бывает на всех войнах, люди предпочитают умереть в родном углу, выбирают между смертью и мытарствами.

- Вчера ночью очень сильно бомбили, вон сотовую вышку сшибли, вагончик на две части разлетелся, на складе вон двери выбило, - показывает нам местная жительница Оксана.

- Уехать не думали?

- А куда? Кому мы нужны? Да еще без денег. У меня тут хозяйство. Хотя некоторые уезжают.

Первая серия мин легла на Саханку двумя рядами-пунктирами. Начали, как водится, с мемориала бойцам, которые освобождали село. Попали точно в памятник. Интересно, бойцы, погибшие здесь, видят это с небес? От монумента осталась только голова воина и ладонь, все остальное разлетелось вдребезги. Голова лежит на боку, ладонь — как подушка. Воин спит вечным сном. На оскверненную братскую могилу уже принесли тюльпаны, ветер с моря перебирает огненно-красные лепестки.

По селу работали 120-мм минометы, - говорит «Матрос». - Видимо решили приурочить эту акцию к великой дате — 70-летию освобождения нашей земли от немецко-фашистских орд. Били со стороны Широкино, с очистных сооружений. Частично разрушили школу, спортзал. Это, кстати, единственна школа на три поселка.

- Часто село обстреливают?

- Практически каждый день, люди покидают Саханку. Так вот «укропы» соблюдают Минские соглашения. Дорога к селу, по которой мы проехали, простреливается из установок с противотанковыми управляемыми ракетами и из танков. До Широкино отсюда — 3 километра. При том, что в Саханке селе нет подразделений ополчения, боевых позиций. Ощущение, что в преддверии своего наступления они, таким образом, выдавливают отсюда мирное население, готовя территорию под зону боевых действий. Обстрелы участились, ДРГ работают интенсивнее, практически беспрерывно ведется наблюдение с беспилотников — до врага обстановка доносится в режиме онлайн.

Следующая серия мин рассекла дорогу, газопровод и школу, которая оказалась на пути. Попало в крышу, спортзал. Мы с «Матросом» бродим по футбольному полю. Первая сочная трава уже по щиколотку.

- По школе они пристрелялись, - говорит нам ополченец, - а дальше начали обкладывать по кругу, кольцом. Чтобы никто не выбежал из зоны обстрела. Они так всегда делают. Я знаю... А вообще, у меня сегодня уже год этой войны пошел. Второго мая с братом приехали в Славянск и вот, с тех пор воюю. Кстати, многие бойцы батальона «Азов» - выходцы как раз из этого села, - говорит матрос. - У них тут и родители живут. Мы их, естественно, не трогаем. У нас ведь тоже родственники на оккупированных территориях живут. Мы считаем, что родители за детей не отвечают.

- Получается, они с той стороны стреляют по своим родителям?

- Ну получается так. Кстати, дальше есть поселок Октябрь, его тоже обстреливали. Он заселялся выходцами с Западной Украины. Многие симпатизируют идеям украинства. К нам относятся не то, чтобы отрицательно, но с настороженностью.

Выходим на пустынную улицу, идем вдоль дворов. Кажется, что хаты покинуты своими хозяевами. В огородах — никого. И все вокруг заросло тюльпанами. Вдруг, перед одним из домов встречаем шумное семейство. Трое женщин, двое детишек и неуемный голосистый щенок, во всю свою молодую, а поэтому пока визгливую глотку показывающий, кто здесь хозяин. Маленький Дима деловито докладывает нам, чем Вооруженные силы Украины «радуют» жителей в преддверии праздника...

 

Разрушенный памятник воинам Великой отечественной.

 

- Из артиллерии, пушек, автоматов, пулеметов. Прячемся в школе. Я в ней в третьем классе учусь.

- В подвале! - резко выкрикивает его сестренка-первоклассница Настя. У ребенка наворачиваются слезы. - Прячемся в подвале, мне страшно.

Настя говорит резкими, громкими, рваными фразами. Так говорят дети, перенесшие тяжелейшую психологическую травму. И не получившие после никакой помощи. Девчушка очень похожа на парнишку-ровесника, чудом вырвавшегося из Углегорска. Мы снимали его в феврале. Тот же испуганный взгляд, те же резкие движения, та же громкая и рваная манера речи: «Мы!Прятались! Мама! Подвал!».

Настя говорит резкими, громкими, рваными фразами. Так говорят дети, перенесшие тяжелейшую психологическую травму.

- Она у меня после операции, - говорит мать Тамара. - Всего сейчас пугается, плохо спит.

Мать Насти работает в школе. Говорит нам, что боится в нее заходить, перекрытия крыши держатся на «честном слове» и страшно скрипят от ветра.

Пока мы работали в Саханке, было тихо. Лишь где-то вдалеке, один раз стеганул одиночный выстрел. Звук плотный такой, резкий. Не автомат и не крупный калибр. На выезде из села мы встретили растрепанного мужика с телефоном в руке. Он брел по ухабистой дороге, не глядя под ноги, спотыкаясь — смотрел в экранчик телефона. Его машина лежала в кювете за крайним домом, там, где деревенская дорога вдруг идет змейкой и ныряет в прямую аллею из пирамидальных тополей. Еще час назад машины здесь не было. Ежимся, но все-таки на секунду притормаживаем: в лобовом стекле синей «Шкоды» - дырка на уровне головы, у правой передней стойки. Похоже, за Саханку взялись всерьез.

 

 

Источник