Понты погасли

В кризис меняет образ жизни пока только средний класс — практически потеряна возможность учиться или жить за границей, зарабатывая в России, или сдавая жилье. Для многих потеряна и сама работа. Пока принято думать, что «богатые» и «бедные» образ жизни не поменяли. Хотя, конечно, вошли в режим экономии. Но образ мысли-то поменяли все. И вот тут мы можем сообразить: отчего этот кризис пока такой «тихий».

Москва, как известно, только и делает, что говорит и показывает. И, как обычно, показывает одно, а говорит — другое.

Показывает она улицы, горящие праздничными электрическими огнями, светящиеся яростным и радостным довольством, и чиновники различных управ спорят, чья улица со всеми своими огненными звездами лучше видна из космоса. По всему выходит, что виднее всего Никольская.

В начале двухтысячных Сергей Мостовщиков писал, что если бы понты светились, то белые ночи были бы в Москве, а не в Петербурге. Пятнадцати лет не прошло, и точно. Но в этих горящих улицах нет совершенно ничего нового, все в рамках народного (как принято считать) характера. Противнику на страх: нефть дешевеет, а нам все равно; врагу не сдается наш гордый район. И бытописатель Амфитеатров (1862, Калуга – 1938, Леванто, Италия) писал, что в московском обычае есть свойство гостеприимства боевого и даже свирепого: «У своих в задних комнатах отнимет, чтоб гостям напоказ вынести». Чтобы достаток показать — даже если его и нет.

А вот в том, о чем Москва говорит, есть кое-какая новизна. В разговорах можно явственно увидеть облегчение от того, что достаток можно больше не показывать.

Говорит город о покупках, о ценах, о том, какая сумма теперь достаточна, чтобы прожить. Про курс доллара говорят редко — слишком вырос. Ушел из семьи.

Я собирала кое-какие цитаты о новых ценах, лазила по социальным сетям. Выборка теперь простая: «Одноклассники» – «ВКонтакте» – «Фейсбук», и вся, так сказать, палитра мнений у вас имеется. Редко по какому поводу завсегдатаи этих сетей соглашаются друг с другом: «Одноклассники» с «Фейсбуком» в умственной вражде, а у «ВКонтакте» со всеми другими сетями конфликт отцов и детей.

Но я наткнулась на несколько споров, совершенно примиряющих все три сети в одной эмоции. В группе мамочек «ВКонтакте», например, обсуждали статью издания The Village, в которой было подсчитано, сколько сегодня стоит «вести тот же беззаботный образ жизни, что и год назад». Это, я вам скажу, подвиг отчаянной буржуазности — публиковать такие статьи.

Вести беззаботный образ жизни по нынешним временам — бесценно, но цифра все же была определена. 149 600 руб. на одного модного молодого человека.

Тотчас появилась реплика: «А я живу семьей на 50 тыс. Я виновата?» Группы молодых мамочек — обыкновенно места жесткие. Их и без всяких тугосерь и пуканчиков читать бывает страшно. На запах правды тотчас приплыла опытная молодая мать, акула младокапитализма, и в ожидании привычного развлечения расчехлила свое холодное словесное оружие. «А вот и виноваты — нужно было лучшую работу искать, силы приложить, за достойного мужчину замуж выходить, я получила МВА с пуканчиком в пузанчике», ну и так далее. Права опытная молодая мать?

В принципе, отчего ж не права. Правда в ее словах есть. Еще месяц-другой назад все бы участники дискуссии промолчали, и неудачница была бы съедена. Но наступил какой-то предел, новое настроение пришло в сеть, и мамочкина группа — обычно вотчина разговоров про ленивых нянь и фотографий пятикилограммовых букетов — общими силами выгнала советчицу с МВА радоваться жизни на мороз.

И даже в фейсбуке, где царят в основном настроения «пошлее богатства только бедность», вдруг появилась новость об открытии в ГУМе магазина HERMES. И новость-то старая, откуда только вылезла, но начала гулять по страницам медовая и золотая фотография. На фотографии зал магазина, похожий на зал ожидания на вокзале, и в центре одна баснословная сумочка на крючке. И комментарии — по 300 штук в ряд: «И как же это мы жили без этого магазина!»; «Вот радость какая, праздник к нам пришел!». Иногда возникали легкие перепалки, и тогда слышны возгласы: «О, наконец-то кто-то понял, что человек развивается от простого к сложному, а не только от бедного к богатому».

В общем, вы поняли. Море сарказма. И да, пошлее богатства и бедности только разговоры о богатстве и бедности. Но на самом-то деле мы и вправду лет пятнадцать сидели на этом крючке в зале ожидания — и все надеялись, что и нам достанется эта сумочка.

Необсуждаемая ранее тема личных финансовых обстоятельств знаменует одно важное событие, оформившееся к концу года, — конец 15 лет нужды.

Нужды страшной, ломающей людей, но всеми одобряемой. Вот смотрите.

Два года назад в городе К., который теперь совсем чужой город (но не верьте тому, что там живут совсем непохожие на нас люди: люди вообще во всем мире похожи друг на друга, а к тому же никуда не может пропасть ни общее детство, ни история ненасыщаемости, пережитая параллельно) произошла трагедия.

Юная пара, молодые супруги, он и она, убили друг друга. Это были очень красивые и очень благополучные молодые люди. Никак не литературная пара — мажоры, и социальная близость их была абсолютна. За их спинами стояла волшебная организация — скажем, «Нефтьгазэнергострой». То есть она, например, — дочка руководителя головной компании, а он — сын руководителя дочерней компании. В родственниках запутаешься. Пятикомнатная квартира в центре. Одних часов после событий описали на полтора миллиона долларов. И вот — поссорились. Сcорились и убивали друг друга несколько часов. Мужа заметили в окне — стоял, опершись окровавленной рукой о стекло. Молодая супруга уже умерла — получила 15 ударов ножницами в спину. А поругались супруги из-за того, что Он не захотел купить жене жемчуга — такие же, какими похвасталась ее подруга.

И Она, умирая, успела написать кровью на ламинате одно-единственное слово: «Жлоб».

Это совершенно правдивая история — можете погуглить. Абсолютный символ эпохи нужды. Человека, которому постоянно нужно больше и больше Добра — вещей, денег, удовольствий, власти, силы, всего, — накормить нельзя.

И ведь до того, как начать тыкать друг в друга ножницами, юные супруги были настоящими героями времени — легкие, мобильные, с хорошим образованием, лето проводили на Сардинии…

И то обстоятельство, что цены, поднявшиеся вдвое, не стали (пока!) причиной бесконечного уныния, показывает, насколько тяжела была умственная обстановка прожитых годов.

Да, действительно, меняет образ жизни пока только средний класс — практически потеряна возможность учиться или жить за границей, зарабатывая в России, или сдавая жилье. Для многих потеряна и сама работа. Пока принято думать, что «богатые» и «бедные» образ жизни не поменяли. Хотя, конечно, вошли в режим экономии.

Но образ мысли-то поменяли все.

И вот тут мы можем сообразить — отчего этот кризис пока такой «тихий». Недавно Петрановская писала, что экономические неудачи рождают у людей чувство облегчения: можно больше не играть в скучные буржуазные игры. Это распространенное наблюдение — и оно правдиво. Это облегчение было заметно еще год назад, когда — тоже под Новый год — было первое крупное падение валютного курса. А мужчины в очередях к банкоматам или за телевизорами выглядели выпущенными на свободу.

Они переживали совместные финансовые трудности как утешение. Как освобождение от одиночества, чувства вины, страха личной неудачи.

Мы привыкли говорить, что за стабильность страна отдала свободу. Да разве? Это сейчас стабильность отдается за свободу.

Происходит второе великое отделение от государства (хотя наблюдателям кажется, что близость гражданина и государства сейчас абсолютна), но народ на самом деле возвращается в пространство общины.

Как смерть освобождает от страха смерти, так бедность освобождает от страха бедности.

И наконец, волшебная формула — «что я могу сделать, от меня ничего не зависит» и «мы все равно ни что не можем повлиять» — это вообще род абсолютной свободы. Которая, кстати, возвращает и утраченный смысл жизни. Смысл — в выживании.

Это очень архаичная, очень привычная, не государственная, но периодически лояльная к власти система ценностей, делающая общество гораздо менее прозрачным, чем кажется со стороны.

Десять дней после Нового года — по обыкновению самое тихое время в году. Время перехода — из одной эпохи в другую.

Источник.