В конце прошлой недели «группа неизвестных» в масках и с символикой радикального движения «Правый сектор» (а теперь уже и партии) предприняла попытку прорваться на металлургический комбинат «Запорожсталь» «с целью рейдерского захвата предприятия». Областная администрация Запорожья заявила о готовности не допустить дестабилизации обстановки в регионе. Между тем, уже сейчас существует мнение, что люди в масках — это никакой не «Правый сектор», а бывшие «регионалы», что еще раз подтверждает очень важный момент: совсем скоро история украинских радикалов закончится точно так же, как история любого боевого крыла постсоветских националистских организаций.

Некоторое время назад, в ходе «Евромайдана» словосочетание «Правый сектор» часто использовалось в новостях о беспорядках и противостоянии милиции(лидер движения Дмитрий Ярош тогда призывал не называть его бойцов экстремистами. Гибель и ранение мирных протестующих, по версии многих украинских СМИ, были вызваны исключительно непропорциональным применением силы спецназом и внутренними войсками. И конечно «классика жанра» — снайперы, расстреливающие толпу.

Броская символика радикалов и высокий уровень публичности — явления относительно недавнее. Зато все остальное: нападения на армейские части и спецназ, провокации, обвинения военнослужащих в немотивированной жестокости и гибели мирных жителей, упоминания о снайперах, расстреливающих митинг, а потом и участие «боевиков» во внутриполитических разборках — все это уже встречалось в описаниях участников трагических событий начала 90-х на тогда еще советском пространстве.

В некоторых тогда еще советских социалистических республиках — Азербайджане, Грузии, Молдавии, Латвии, Эстонии появились «народные фронты». Стереотипным названиям соответствовала стереотипные же политические цели и риторика: национальные независимость и возрождение, избавление от «диктата Москвы». Публичную и легальную деятельность «фронтов» сопровождали и «силовые акции», исполняемыми боевыми крыльями. В официальной версии истории теперь уже независимых республик упоминания о «боевиках» и, вообще, силовом противодействии милиции или армии обычно опускаются: потери в трагических событиях конца 80-х, начала 90-х в Баку, Вильнюсе, Тбилиси считаются следствием насилия над мирным населением частей и подразделений над мирным населением.

«…Зверская расправа над мирным населением… в условиях полного отсутствия какого либо сопротивления» — традиционная трактовка январских событий 90-го года в Баку, в которых участвовал «Народный фронт», в средствах массовой информации Азербайджана.

Азербайджанские средства массовой информации часто ссылаются на «эксперта правозащитной организации «Щит», расследовавшего учиненные в 1990-91 гг. советской армией погромы в Вильнюсе и в Баку, заслуженного правозащитника России» Геннадия Мелкова. Тот рисовал следующую картину январских событийБаку: «…никто не стрелял из огнестрельного оружия по введенным в Баку войскам… как только армия вошла в город, солдаты изрешетили все вокруг. …Из окон автомобилей без номеров регистрации, стоявших на перекрестке, началась стрельба по войскам, с другой стороны автомобиля же стреляли по безоружному народу. Это были члены отряда спецназа. Таким образом, была совершена провокация. Советская армия же начала стрелять по безоружным людям».

Подобная же схема: немотивированное насилие военнослужащих и милиционеров и провокация спецназа — будет использована для описания событий и в Вильнюсе, и много позднее — в Киеве.

Советские военнослужащие, участвовавшие в подавлении беспорядков в Баку, вполне определенно говорили о «боевиках Народного фронта»: «Люди, называющие себя представителями «Народного фронта Азербайджана», действовали как террористы — они были вооружены, открывали огонь по военнослужащим, не гнушались убийствами мирного населения, умело готовили провокации, манипулировали толпами митингующих».

Во время карабахского конфликта из активистов «Народного фронта» начали формировать части азербайджанских вооруженных сил. Добровольческие формирования часто участвовали как силовая поддержка сила во внутриполитической борьбе — «Геранбойский батальон» снялся с позиций, чтобы помочь свергнуть первого президента страны — Аяза Муталибова и привести к власти Абульфаза Эльчибея. После затяжного политического кризиса, который едва не привел к гражданской войне в стране, исполняющим обязанности президента, а затем и главой государства стал Гейдар Алиев, в прошлом руководитель советского Азербайджана и первый зам предсовмина СССР. Несмотря на сложную для азербайджанской армии обстановку в зоне конфликта, расформировал несколько десятков добровольческих батальона «народофронтовцев». «Отец нации» начал наводить порядок в стране и восстанавливать монополию на насилие. «Народный фронт» вновь стал оппозицией.

По сценарию, в чем-то похожем на азербайджанский, развивались события и в Молдавии: боевики местного «Народного фронта» после «акций» в столице республике Кишиневе приняли участие в боевых действиях в Приднестровье.

Январь 1991 года ознаменовался беспорядками в Вильнюсе. Там тоже по версии, принятой сейчас официально в Литве, военнослужащие Советской Армии и спецназа «Альфа» стреляли по мирным жителям и давили их гусеницами танков. Писатель Витаутас Пяткявичус при этом утверждает, что в столкновениях в Вильнюсе принимали участие вооруженные боевики, организованные членом политсовета «Саюдиса» — «народного движения» Аудрюсом Буткявичюсом. По его словам, вильнюсский «черный январь» был инсценировкой с участием местного КГБ.

Сам Аудрюс Буткявичюс в интервью газете «Обзор» про вооруженных боевиков не сообщал, зато прямым текстом сказал, что он планировал жертвы в ходе стычек и, что «работал долгое время с институтом Эйнштейна, с профессором Джином Шарпом, который занимался, что называется, гражданской обороной. Или психологической войной». Дело в том, что Джин Шарп — специалист по «гражданской обороне», автор книг «От диктатуры к демократии», «198 методов ненасильственных действий» — методичек, по которым, как считают многие обозреватели, работали организаторы «оранжевых революций» и «арабской весны».

С таких психологических операций — провокаций, блокирования расположения армейских и милицейских частей, стычек — начиналась деятельность «боевых крыльев» многих оппозиционных движений. В случае возникновения в стране полноценного конфликта такое «крыло» может служить базой для формирования «добровольческих батальонов», активно участвующих и во внутриполитических «разборках» (трудно судить, сколько участников городской «герильи» против советских войск потом влилось в состав боевых частей, но определенная связь между «фронтами» и такими подразделениями была). Создаются такие группы боевиков для силовой поддержки «мирных протестов».

Сценарий с обеспечением свержения действующей власти при поддержке «боевых крыльев» показал свою эффективность неоднократно. Однако успешность этих типовых действий кроется отнюдь не в высоких боевых качествах радикальной пехоты — наоборот, способность бойцов баррикад и улиц вести потом регулярные действия против вооруженных сил или даже диверсионные операции оценивается не очень высоко (Гейдар Алиев не побоялся расформировать десятки частей активистов даже в момент тяжелейшего военного и политического кризиса в стране), а для провокаций не требуется высокой выучки. «Побеждать» в городской «ненасильственной» «герилье» помогают прежде всего, мотивированные средства массовой информации, создающие нужную картинку событий. Именно тактика СМИ в подобных конфликтах является одним из факторов успеха. Журналисты и редакторы, заменяющие «вредные» сведения о действиях протестующих на политически целесообразные — являются основной ударной силой такой атаки на любую власть. Собственно, по этой причине, судьба радикальных группировок обычно незатейлива: после того, как основная задача, по смене власти, выполнена, орудие демократии отправляется на свалку истории, зачастую руками все тех же СМИ, которые берут курс на развенчивание мифа о «героях» очередного «майдана». Общеизвестно ведь, что романтики только делают революции, а вот воспользоваться ее плодами они зачастую просто не успевают.