Странным стал город. Не живет, а конвульсирует

Черный туман окутал город в начале зимы года две тысячи четырнадцатого. Повис над склонами Днепра гарью покрышек, скрыл и Печерск, и Лавру, и склоны реки, стелился над сонной рекой и уходил на юг. Сквозь рваные клубы дыма то тут, то там вспыхивали огни пожарищ. А потом тьма рассеялась, и уставший от копоти и огня город начал жить новой жизнью.

Странные люди вышли из дыма на киевские улицы. Словно выдуло закопчённых, провонявших немытыми ногами селян с майдана и разбросало по всему городу. Киев, веками говоривший по-русски, переживший и советскую украинизацию, и незалэжную деруссификацию, вдруг заговорил даже не на украинском, напевном говоре полтавских степей, а на непонятной львовской гваре, смеси междометий и польских слов. Да и не только от чужаков слышна не свойственная Киеву речь… Ох, Киев-город, что же вложили в мозги твоим коренным жителям, что между собой вы говорите по-русски, а на публику требуете одного украинского языка? Зачем вы хотите, чтобы ваши дети учились только на украинском? Неужели вы не видите пропасть, в которую летите сами?

Или может просто страх заставляет киевлян предавать свою идентичность? Мало их осталось, вот и боятся. Пришли сюда новые, голодные и жадные. Из дальних сёл, темных карпатских лесов, словно стая саранчи, налетевшая на плодородное поле.

Страшен большой город селянам, кажется им чуждыми и блистательный Крещатик, и тенистые барские Липки, и далекие массивы левого берега. Но страх порождает злобу и полна злобой киевская земля. Вернулись на свою работу тетки, подносившие камни толпе, чтобы кидать их в безоружных солдат из внутренних войск, уехали на восток самые буйные парубки с оселедцами. Уехали, поняли, что там в ответ могут выстрелить, да и вернулись в Киев. Надо же как-то майдан обустраивать. Правда, и тут как-то не заладилось. Снесли майдан те, кого он привел к вершинам власти. Объявили его скопищем бомжей и алкоголиков.

И Киев, словно война шла на его улицах, наполнился людьми в камуфляже, в бронежилетах и с оружием. Только нашивки разные: «Айдар», «Билый молот» «Днепр» и еще много красивых названий. Нет у них пристанища, нет теплых палаток на Козьем болоте, как назывался встарь Крещатик, и приходится им бродить по улицам, как ходят зомби в поисках пропитания. Злыми, безумными толпами, распространяя по городу болотный дух и торфяную плесень.

Уже давно погасили подожженные дома на Крещатике, уже шустрые автокраны убрали бетонные глыбы, перегораживавшие путь свободе, а по улицам все ещё маршируют толпы молодежи. Все кричат одно и тоже: «Слава нации, москалей на ножи!»

Все хотели непонятного. Сначала хотели в Европу, потом хотели «банду гэть», потом выплыло неукраинское слово «люстрация»… Но орали всегда одно, дорогое сердцу: «Москалей на ножи». Кто такие москали, в показаниях расходились. Единственное свидетельство принадлежности к «москалям» — это когда человек не хочет скакать по приказу.

Ну и, конечно, вечные киевские разговоры:

И не простили. Воду отключили, свет пригасили.

Да, что приезжие, они всегда не любили большой город. И переделали его под себя, в большую деревню, даже не деревню, а в большой хлев, где правит кабан. Но и с местными жителями какое-то чудодейство произошло. Словно сбылась вековая мечта, словно ради этого строился, жил и процветал город. И теперь обрел смысл существования – ненавидеть Россию. Самые нелепые анекдоты стали былью, самые дикие слухи – правдой, самые нелепые страхи – реальностью. Правда, только в воспаленных умах жителей города.

Чтобы уберечься от напасти пришлось прибегнуть к старым проверенным способам. Использовать обереги. Жители города нарядились в вышиванки, чем подняли китайский легпром до небес, номера на машинах стали заклеивать неприличными надписями в адрес президента России, видимо таким образом изгоняя его дух из своих голов. На каждую милицейскую машину повесили флажок – но это скорее, чтобы революционно возбужденные массы не побили. Ну и самое главное развлечение киевлян – красить. Красят все, что мало-мальски похоже на забор, красят клумбы, мусорные баки,урны, скамейки, скворечники на деревьях — красят в желто-голубые цвета. Процесс этот доведен до ритуального совершенства. Один красит, а пятеро рядом просят милостыню «на фарбу». Теперь будет проще встретить холодную зиму с двухцветными заборами.

Изменили риторику нищие. Теперь они не просят деньги на «лечение ребенка», а просят на бронежилет сыну или мужу, который воюет с колорадами и ватниками на востоке.

Сотни лет город был провинциальной столицей, потрясавшей приезжих красотой своих пейзажей, зеленью садов и архитектурой славных зодчих. Славился Киев своими учеными, инженерами, врачами. Была в Киеве и своя богема из тех, кто не смог пробиться в Москву, где и зрителей больше, и гонорары слаще. Были в Киеве и свои литераторы, никчемность свою прикрывавшие тем, что писали на местном говоре, выдавая творения за истинно народные. Да и власти местные, из народа, из глухих сел дослужившиеся до больших чинов, тихо мечтали о столичных пряниках и таили злобу на тех самых, сладко кушающих московских.

А потом, 23 года назад, всё стало с ног на голову. Воля! Невероятный кульбит социальных слоев выбросил наверх богему и хуторских чиновников. И пока одни оккупировали творческий олимп, другие с основательностью сельского жлоба принялись воровать. Но и те и другие были едины в одном – всяких умников надо приструнить! Зачем нам эти интылегенты, когда мы сами умнее всех! Сначала добейся! Так и выжгли каленым языком укромовы и закручиванием финансово-бюрократических гаек из страны тех, кто её создал, и кто мог бы на руинах империи создать новое государство. У дорвавшихся до корыта хватило ума только на то, чтобы пилить (на металлолом) и продавать за границу.

Но напасть, как всегда, не приходит одна. Давно, ещё в сытые времена Брежнева, поползла в Киев чума с запада. Медленно, но с неотвратимостью наступающей ночи, в город съезжались фашисты. Сначала тихонько. Выскочит какой-нибудь обмылок на улицу, прокричит «Слава Бандере!» и в кусты. Покричат студенты «москалей на ножи» и сразу десяток идеологов объяснит, что москали – это совсем не русские, а просто солдаты. Вроде как молодежь имела в виду «за мир». Назовут улицу именем «Мазепы» и тот час же отменят. А потом опять назовут. Доску памятную повесят на Оперном театре, в честь какого-то Орлика. И мало кто поймет, что это тот самый полицай Орлик, что вел колонны киевлян в Бабий Яр.

Так тышком-нышком в Киеве открывалось окно Овертона. Пока этой весной не распахнулось так, что вонью заполнило весь мир. Уже славные депутаты Рады, не скрываясь, требуют сравнять Москву с землей. Уже не единицы, а тысячи скандируют нацистские слоганы, открыто носят свастики и СС-овские руны на одежде и просто исходят восторгом оттого, что у них есть враг. Очень, очень не хватало им врага для осознания собственной значимости и величия. Видимо, гордятся тем, что этот враг — Россия. Казалось, вот-вот исполнится вековая мечта украинствующих: «Сгынуть наши вороженьки и тогда мы запануем». И что приятно, за врагом далеко ходить не надо – он повсюду: на соседней улице, через стенку в квартире, в магазине на прилавке. «Не покупай российское» исписаны стены домов в Киеве. Видимо, речь о газе идет.

Особым образом изменились объявления, которые жители и ЖЕКи вешают у подъездов:

Интернет форумы вообще пестрят даже не сообщениями, а просто диагнозами, все готовятся к войне в Киеве (с форума):

А пока новое поколение киевлян работает на фронте визуальной пропаганды, город умирает. Чахнет за забором Мариинский дворец, творение великого Растрелли, превращаясь в руины, рушатся рядом обзорные площадки. Пугает чернотой оконных провалов, просвечивающих сквозь полотнище «Украина едына», которым он был стыдливо занавешен, сожжённый Дом Профсоюзов. Под видом реконструкции разрушен ЦУМ, Институтская улица превратилась в кладбищенский мемориал. Но зато растут целые бидонвили ларьков и самоходных кебабных. А рядом сверкают убранством рестораны, где подают отбивную ценой в среднюю киевскую зарплату. И ларьки, и рестораны полны посетителей. Каждый своего добился. И почуяв, что власти нет, водители перестали пропускать пешеходов на переходах и стали парковаться так, как не смели ещё год назад. Свобода! Прямо как в лесу. Но какая-то она странная свобода.

Странным стал город, очень странным. Не живет, а конвульсирует. И не разговаривают в нем люди, а яростно спорят. Впрочем, нет, уже не спорят. Мнение, отличное от официального, приравнено к предательству и карается тюрьмой. Даже методичку по отлову сепаратистов выпустили: кто ленточку надел георгиевскую – сепаратист, кто говорит, что раньше было лучше – сепаратист, кто говорит, что русские – братья, самый страшный сепаратист.

А где-то далеко на востоке идет война. Киев видит её только по телевизору и слышит только по радио. Ох, Киев, попомни, предательство не проходит зря. Предал ты и себя, своих жителей, свою память и свои победы. И зажигая спички и бросая их в окно, будь готов, что пламя полыхнет и у тебя под ногами.

Автор: Ефим Ветров. Доктор полевой хирургии. Блогер